Дарт Бейн: Путь Разрушения - Страница 84

Слова почти в точности описывали Бэйна, каким он был в Академии. Несмотря на это, он не чувствовал досады или сожаления. Того Бэйна больше не существовало. Как он отверг шахтера с Апатроса, взяв ситское имя, так же точно он отверг и неуклюжего, неуверенного ученика, присвоив себе титул «Дарт». Когда он отказался от Кордиса и Братства, он начал трансформацию, о которой говорил Реван, и с помощью голокрона наконец-то был на грани ее завершения.

- Те, кто принимают мощь темной стороны, должны принимать вызов постоянного сосуществования рядом с ней, - продолжал Реван. - По своей натуре, темная сторона побуждает к соперничеству и распрям. Это величайшая сила ситов: она отбраковывает слабых из нашего Ордена. И все же, это соперничество может быть нашей величайшей слабостью. Сильные должны быть осторожны, чтобы не дать сокрушить себя амбициям тех, кто действует за их спиной. Любой наставник, что обучает путям Тьмы больше одного ученика - глупец. Со временем воспитанники сплотят силу и свергнут учителя. Это неизбежно. Аксиоматично. Вот почему каждый Мастер должен иметь лишь одного студента.

Бэйн ничего не ответил, но инстинктивно скривился в отвращении, когда вспомнил свое обучение в Академии. Кордис и прочие таскали учеников из класса в класс, словно те были детьми в школе, а не преемниками наследия ситов. Именно из-за такой анормальной системы он, как ни старался, не смог достичь своего полного потенциала.

- Это также аргумент в пользу того, почему может быть только один Темный Повелитель. Ситами должен руководить единственный лидер: само воплощение силы и могущества темной стороны. Если лидер слабеет, другой должен встать на его место, беря в свои руки бразды правления. Сильный повелевает; слабому предначертано служить. Именно так все и должно быть.

Изображение дрогнуло и подскочило; крошечная репродукция Дарта Ревана склонила голову, опустив капюшон и скрыв свои черты.

- Мое время подходит к концу. Прими то, что я преподал тебе, и используй это с толком.

И потом Реван исчез. Свечение, исходившее из голокрона, угасло и пропало. Бэйн поднял маленькую прозрачную пирамидку с пола, но она была холодна и безжизненна. Он не ощутил и следа Силы внутри.

Артефакт был для него теперь бесполезен. От него придется избавиться, как и сказал Реван. Он бросил голокрон на пол. Потом, очень медленно и осторожно, он принялся сжигать его энергией темной стороны Силы, пока от прибора не осталась лишь горстка пепла.

* * *

Ситсткий «канюк» ворвался в атмосферу Легона и устремился вниз с ясного голубого неба. Каз’им работал рычагами управления, удерживая судно на прямом курсе к сигнальному маячку «Валцина».

Ему отчего-то казалось, что Бэйн приведет маяк в негодность, или, по крайней мере, сменит частоту. Но, несмотря на знание о нем (маяк стоял практически на каждом судне), Бэйн его не тронул. Словно он не боялся никого, кто за ним придет. Как будто приветствовал это.

Через несколько минут Каз’им обнаружил звездолет. Корабль, который совсем недавно и очень недолгое время принадлежал Кордису (прежде чем Бэйн забрал его себе), покоился на белом песчаном пляже. С одной стороны пляжа плескались лазурные воды безбрежного океана Неизвестного мира, а с другой возвышались непроходимые джунгли. Сканеры не обнаруживали поблизости признаков жизни, но Каз’им был настороже, ведя свой истребитель на посадку рядом с кораблем Бэйна.

Каз’им отключил двигатели «канюка» и распахнул люк кабины. Он ощутил энергию мира и безошибочное присутствие Дарта Бэйна, исходящее из темного сердца джунглей. Спрыгнув на землю, он с глухим ударом приземлился, слегка погрузились ногами в мягкий песок. Беглый осмотр «Валцина» подтвердил то, о чем он подозревал: его добычи здесь не было.

Любые следы, которые мог оставить на песке Бэйн, либо смыло волнами, либо занесло бризом. И все-таки Каз’им знал, куда тот отправился. Джунгли пред ним принимали угрожающие размеры, буйные и трепещущие, густые и неприступные: почти непроходимая стена растительности с единственной широкой прорехой.

Кто-то или что-то большого размера и силы проделало тропу в деревьях и подлеске. И джунгли уже пытались ее затянуть. Лишайник плотным слоем застилал землю, а обширное сплетение ползучих лоз пробивало себе путь над поверхностью. Но тви’леку хватило места, чтобы пройти.

Потаенные глаза наблюдали за ним из джунглей: даже не прибегая к Силе, он ощущал их пристальные взгляды, изучающие его, следящие за каждым его движением в попытке определить, кем он был для экосистемы - охотником или добычей. Чтобы прояснить свою роль, Каз’им вытащил большой сдвоенный светомеч и зажег оба его лезвия, побежав трусцой по тропе.

Все это время он прощупывал окружающую лесную кущу Силой. Большая часть созданий, которых он обнаружил, не представляла большой угрозы. Тем не менее, он был предельно внимателен. Что-то проторило путь, по которому он следовал. Что-то большое.

Забредя вглубь почти на десять километров (он бежал почти час), Мастер клинка, наконец, наткнулся на своего первого ранкора. Тропа делала резкий поворот на восток, и когда он свернул, создание с рыком и воем вырвалось из-за ближайших деревьев.

Каз’им совсем не удивился нападению. Он почувствовал присутствие ранкора уже достаточно давно, с того момента как зверь, поймав его след, начал красться к нему с большого расстояния. Он встретил вызов создания со спокойной, беспощадной эффективностью.

Уйдя от первого мощного удара когтистой лапы, Каз’им сделал глубокий надрез по левой ноге зверя. Когда тот встал на дыбы и взревел от боли, тви’лек выжег еще одну глубокую борозду в его мягком подбрюшии. Ранкор не желал умирать; он был слишком велик размером, чтобы пасть жертвой пары ран от светомеча. Вместо этого боль подняла в нем бешеную ярость. Он заклацал зубами и когтями, кружась, кусаясь и бросаясь на все, что его окружало.